"Огниво": bantaputu

Этой истории предпослана выдержка из дневника генерала Роммеля, запись от двадцать шестого октября 1943 года, где, среди прочего, генерал отмечает полную недееспособность итальянской полиции, что, по его мнению, требует безотлагательного вмешательства, дабы иметь возможность навести твердой рукой порядок. В ходе проведенных немцами мероприятий по укреплению порядка Новелли был арестован и, как пишет Симон, препровожден в Дахау. О том, что ему довелось там пережить, Новелли никогда никому не рассказывал, и Симону, как он ни старался, так и не удалось его разговорить, кроме одного-единственного раза, о котором он сообщает в книге, когда Новелли сказал ему, что после освобождения из лагеря вид всякого немца, этого так называемого цивилизованного существа, будь оно мужского или женского пола, был ему настолько невыносим, что он, едва оправившись, сел на первый подвернувшийся корабль и отправился в Южную Америку, где устроился старателем. Какое-то время Новелли жил в джунглях, найдя пристанище в племени мелкорослых туземцев с медно-блестящей кожей, каковые в один прекрасный день безшумно возникли перед ним, будто из воздуха, и приняли его к себе. Он усвоил их повадки и обычаи, а также составил, как мог, словарь их языка, состоящего по большей части из одних только гласных, первое место среди которых занимала многообразно варьируемая в зависимости от ударений и акцентуации гласная «А», составляющая основу этого языка, о котором, как пишет Симон, в институте языкознания Сан-Паулу никто не имел ни малейшего представления. Позднее, вернувшись на родину, Новелли занялся живописью и рисованием. Основным мотивом, который он разрабатывал в разных сочетаниях, комбинациях и видах, был мотив буквы «А» – «filiform, gras, soudain plus épais oil plus grand, puis de nouveau mince boiteux» [нитевидная, жирная, потом вдруг еще жирнее или крупнее, потом снова тонкая, колченогая (фр.)], – которую он прочерчивал по нанесенному слою краски то карандашом, то черенком от кисточки, то каким-нибудь иным, более грубым инструментом, выписывая целые ряды теснящихся знаков, всегда одних и тех же, но никогда не повторяющихся, сливающихся в одну волнообразную линию, словно воспроизводящую амплитуду колебания звука, издаваемого при долгом протяжном крике.

ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА

___________

Зебальд Винфрид. "Аустерлиц"

___________

Русским нужно вернуть своё сознание куда-то в самый-самый низ. В самые первоначальные ощущения от мiра. В подвал с холодными, мокрыми камнями фундамента, к которым мы не прикасались столетиями, увлечённые жизнью в верхних этажах, освещённых сибаритски роскошной культурой. Туда, где висят в вечном ожидании крюки для подвешивания за рёбра. Сто с лишним лет нас ведут по пугающей лестнице, а мы упираемся - потому, что, дескать, хотим "оставаться людьми". Мы боимся вглядываться в бездну, которая давно поглотила нас. А ведь там, в подземелье, свет и блеск груды золота, за которым мы пришли. Нужно протянуть руку и взять твёрдые и тёплые, отчеканенные сильнейшим давлением монеты из никогда не заржавеющего металла, на которых оставленные чеканщиками адские рожи и их подписи: "нелюдь". Это наше наследство; другого нет. Берите, нам ведь ещё расплачиваться. На это золото можно купить пусть не весь мiр, но очень многое вокруг; Одессу, например. Нужно будет подумать о принципах инвестирования. А сейчас хватайте. Набивайте карманы. Вытряхивайте всё из ранцев и забивайте их звонкой монетой из сплющенных человеческих душ. Это всё, что осталось от миллионов русских, сжатых в капли безконечного ужаса. Не пренебрегайте богатством - многие заплатили за него жизнью. Это их право не быть забытыми. Это их нетленный последний миг.

"Огниво"

"Мегалополис"

Ожидательное

Перспектива российско-американских отношений